Царевна-Лягушка. Волшебный символизм сказки

Символизм сказки о Царевне-лягушке

Сказка о Царевне-лягушке рассказывает нам о выборе одного из возможных образцов жизни, который совершает каждый человек, вступая во взрослую жизнь.
При расставании с детством возникает проблема выбора пути, одного из трех возможных модусов существования в мире. Хотя на объективном уровне жизнь каждого имеет свои особенности и отличается от жизни других людей, на экзистенциальном жизнь любого человека можно отнести к одному из трех образцов, или архетипов.

Стрелы, которые пускают братья, символически представляют их стремления, порожденные их осознанными и неосознанными пред­ставлениями о том, что важно и ценно в жизни и ради чего стоит жить. В Ветхом Завете деяния Божьи называются сыновьями колчана — Божественного разума. В сказке стрелы пускаются вслепую, и это символизирует неосознанный, инстинктивный выбор, который опре­деляется внутренней позицией стреляющего, а невесты, выбранные героями, представляют модели жизни, с которыми они вступают в брак.

Мы можем «жениться» на купеческой жизни, в которой во всех действиях проглядывает идеал купли-продажи и желание утвердиться, приобретая. Для человека, сделавшего такой выбор, «быть» значит «иметь».
Можно «жениться» на боярской жизни в поисках славы, признания со стороны других людей. Как и в первом случае, такая жизнь обусловлена внешними факторами. В первом случае ими являются материальные богатства, а во втором — власть и почести.

Как видно из сказки, и та, и другая жизнь остаются в своих перво­начальных рамках: братья, женившиеся на купчихе и боярыне, оста­ются в том царстве, в котором родились. Они не способны выйти за рамки обыденного и творить чудеса. «Старшие невесты пошли танцевать, мах­нули левыми руками — гостей забрызгали, махнули правыми руками — кость царю прямо в глаз попала». Купеческая и боярская жизни протекают без существенных перемен. Их герои остаются одними и теми же, они движутся через жизнь, но при этом внутренне не меняются.

В случае Василисы Прекрасной-Премудрой мы видим иную ситу­ацию. Хотя она открывается в некрасивой форме, она способна творить чудеса: «Махнула левой рукой — сделалось озеро, махнула правой — и поплыли по воде белые лебеди...» Василиса олицетворяет жизнь мудрую и красивую, а также поиск и «тайное» знание, которое позволяет облагородить жизнь.

Но почему при первой встрече она открывается герою в образе лягушки? Метафизическое и подлинное, с одной стороны, вначале воспринимается нами лишь интуитивно. И себе, и другим трудно объяс­нить, в чем ценность Мудрости, в чем ее прелесть и чем она лучше богатства и славы. Желание более глубоко понять мир внутренний и мир внешний, как правило, воспринимается другими с иронией и насмешкой, а сам ищущий еще не понимает, что он на самом деле ищет и почему это делает. Но если любовь к деньгам и славе, жизнь боярская и жизнь купеческая кажутся чем-то нормальным, то почему более глубокие стремления не воспринимать как являющиеся более достойными человека?

Царевна-лягушка принадлежит к Тридесятому царству, царству смерти и воскресения. Лягушка символически связана с этими категориями. Осенью она умирает, погружается в состояние летаргии, и весной снова воскресает. В Индии лягушка считается певцом Матери-Земли, ее пение предвещает возобновление жизни, а в некоторых мифах она является опорой Вселенной. В процессе своего развития лягушка проходит через трансформацию: из головастика, способного жить только в воде, она становится взрослым существом, которое может двигаться и в воде, и на суше, переходит из аморфной недифференцированной среды интуиции и ощущений в плоскость откровений и познания. Вода — символ неосоз­нанного, тех аспектов души, которые можно вывести изнутри наружу, объек­тивизировать.

Василиса заколдована. Потеряв свою кожу, она улетает в царство Кощея Бессмертного. С этого момента начинается поиск, в который герой отправляется по своей воле, и этот поиск предполагает внутреннюю трансмутацию, движение по вертикали, переход из одной онтологической плоскости в другую, более высокую. Философская жизнь немыслима без стремления завоевать внутреннее пространство, сделаться лучше, приоб­рести власть над самим собой.


В начале пути Великое и Прекрасное открывается искателю, но не принадлежит ему по праву. Оно находится рядом и одновременно — в Тридесятом царстве. Мудрость и добродетель других, какими бы великими они ни были, находятся вне искателя, их можно констатировать, можно восславлять и вдохновляться ими, но свет Великанов человечества — Платона, Иисуса, Джордано Бруно или Конфуция — не является собственным светом другого человека, который он не мог бы потерять.
Мудрость можно обрести благодаря внутреннему поиску, в процессе которого мы открываем внутри самих себя своих друзей и врагов, свои достоинства и недостатки. Путь философии — это путь непре­кра­щающихся трансформаций, это движение от одной смерти к другой, от одного воскресения к следующему, каждое из которых приносит с собой еще одно зерно мудрости, являясь шагом, приближающим к истине.