ЧТО СКРЫВАЕТСЯ ЗА ШРАМАМИ

ЧТО СКРЫВАЕТСЯ ЗА ШРАМАМИ


Дорогие форумчанки, на нашем жизненном пути бывает так много острых углов, проблем, переживаний и боли, которые выбивают нас из колеи, что мы порой опускаем руки или забиваемся в угол и тихо грустим.
Среди прочего есть проблема шрамов на теле, которая превращается в шрамы на душе. И за каждым большим или маленьким шрамом скрываются своя история, сильные эмоции и чувства, наше внутреннее Я. И порой из-за них рушится наш мир.
Я не по наслышке знаю об эмоциях, пережитых из-за послеоперационных шрамов на теле, которые заставляли меня избегать пляжей и купаний в морях.
Ниже показаны несколько историй женщин, которые перебороли свои страхи, стыд и боль, и научились полноценно жить с таким видом физических недостатков, как шрамы.
_______________________________________________________

ЧТО СКРЫВАЕТСЯ ЗА ШРАМАМИ
Контрактубекс (psychologies.ru)

За каждым шрамом на человеческом теле скрываются истории, эмоции, сильные чувства, настоящие мы.
Шрамы делят нашу жизнь на до и после. Более того они разделяют нас с нашими друзьями, обществом, самими собой, заставляя не проживать свою жизнь, а становиться сторонним наблюдателем, прячась за него.
В нашем проекте мы покажем, что же скрывается за шрамом. Точнее кто.

Есть шрамы страшные — они ассоциируются с трагедиями, авариями, ужасом. Есть счастливые: мы их, может, и не ждали, но они связаны с рождением детей. Бывают шрамы обидные — за них нас дразнили в детстве. А бывают тайные: их никто не видит и даже не знает об их существовании, но мы знаем, что они есть, и живем с оглядкой на эти шрамы: не раздеваемся на пляже, носим платья с длинным рукавом в жару и боимся открыться и расслабиться даже в обществе самых близких людей.
Шрамы, как никакие другие косметические недостатки, сильно связаны с нашей психикой и нашей душой. И это неудивительно, ведь почти каждый шрам на теле человека имеет своего невидимого двойника, который проходит через сердце. И эти душевные шрамы зачастую глубже и болезненнее внешних, физических.
Изменить свое отношение к шрамам — это сложная психологическая работа. И она немыслима без работы с телом. Ведь только решившись сделать внешний физический шрам менее заметным, мы автоматически даем разрешение на то, чтобы и след на душе сначала побледнел, а со временем стал гораздо менее заметным.
________________________________________________

ЧТО СКРЫВАЕТСЯ ЗА ШРАМАМИ
Контрактубекс (psychologies.ru)

ТАТЬЯНА АНИКИНА
«Из-за шрама я всю жизнь доказываю миру, что достойна любви»

Иметь обширный шрам и при этом суметь так построить свою жизнь, чтобы о нем знали только несколько ближайших родственников. Рвать отношения с мужчинами из-за страха вызвать чувство жалости. Скрывать собственные эмоции от себя и годами видеть кошмарные сны…
Для Татьяны Аникиной шрам от ожога, полученный в результате несчастного случая в раннем детстве, стал не только причиной множества бытовых и эмоциональных трудностей и тревог, но и поводом для того, чтобы получить блестящее образование, построить успешную карьеру и даже великолепно выглядеть.
«Шрам заставлял меня снова и снова доказывать себе и миру, что, несмотря на его наличие, я — лучшая».

О том, как получила ожог
Шрам я получила в возрасте пяти-шести лет. Я жила в маленьком городе: детей свободно отпускали во двор одних. Я была послушной девочкой, знала, что играть с огнем нельзя. Но любопытство оказалось сильнее. Однажды во дворе я увидела мальчика, который зажигал спички и бросал их на землю. Это было очень красиво, завораживающе — крохотный огонек, который вспыхивает и, падая, гаснет на лету. Я подошла к мальчику, чтобы посмотреть поближе, встала рядом, и тут ветром горящую спичку занесло мне на спину. Легкое синтетическое летнее платье тут же загорелось.
Помню, как бежала вдоль подъездов к своему последнему и как никто не обратил на меня внимания. Помню, как родители рассказывали милиционерам свою версию умышленного поджога и отказывались слушать правду…
А дальше я не помню ничего. Ни боли, ни процесса восстановления.
Мой мозг заблокировал всю информацию. А детский разум довольно быстро сделал вывод, что я не такая, как все, и что с таким огромным шрамом на полспины меня не полюбят.
С тех пор во мне борются две личности: застенчивая, недостойная любви жертва и любящий жизнь исследователь.

О чувстве тревоги и желании приручить огонь
Долгие годы после трагедии я жила с ощущением тревоги. Это не был открытый страх, в повседневной жизни мне всегда удавалось контролировать свои эмоции, чаще всего тревога охватывала меня во сне. Помню кошмарный сон, который преследовал меня долгие годы: открытые большие ямы, в которых горят люди… Кажется, я начала видеть его после трагедии, но, возможно, он начал приходить ко мне еще раньше и оказался пророческим…
Вместе с тем я не могу сказать, что боюсь огня. Нет. Огонь для меня — это уют, очаг и тепло родного дома. Скорее, у меня есть подсознательное желание приручить его. Я мечтаю о собственном доме с большим камином, чтобы сидеть вечерами у огня и слушать, как потрескивают поленья. Верю, что когда-нибудь эта мечта исполнится.

О реакции окружающих и жалости
У меня непросто складывались отношения с одноклассниками: в 90-е годы быть девочкой-отличницей, которая носит юбку, а не джинсы, и всерьез интересуется учебой, было, мягко говоря, не престижным. Я была белой вороной, меня обижали. И поэтому то, что у меня шрам, я скрывала от всех, даже от ближайших подруг. Доходило до смешного. Мы могли поехать с девочками на пляж, и я все время думала, как мне встать, какую позу принять, чтобы обожженную половину спины не заметили. Однажды в Болгарии я два часа просидела на солнце, подставив ему свои ноги, и сгорела в результате только потому, что смена позы была связана с риском разоблачить шрам.
Я была белой вороной, меня обижали.
А однажды произошло ужасное. В какой-то момент, когда нападки на меня в классе стали невыносимыми, я попросила дядю сходить в школу и разобраться. Я была уверена, что он это сделает как-то по-мужски, добьется, что меня перестанут дразнить и начнут относиться уважительнее. Но вышло все совсем не так, как я ожидала. Вместо того чтобы как-то твердо постоять за меня, дядя сказал примерно следующее: «Не обижайте Таню. Ее нельзя обижать — у нее же шрам!» Ну то есть хуже сделать было просто невозможно.

ИНТЕРЕСНЫЙ ФАКТ: с тех пор у меня убеждение, что девочка должна уметь защищаться, так как нередко приходилось отстаивать свое право на «быть личностью» кулаками. При этом я никогда не была провокатором. И своим детям я привила правило: слабых не обижать, драки не провоцировать, но, если нет другого выхода, защищаться и защитить слабого.

Я потом на протяжении нескольких дней всем упорно доказывала, что у меня нет шрамов. Чуть ли не показывая здоровую сторону спины и уверяя всех, что я не знаю, почему дядя так сказал. Не знаю, поверили ли мне тогда. В любом случае наличие шрама я держала в секрете на протяжении всей жизни. И до сих пор только самые близкие родственники знают о нем. О шраме я не только не говорю, но скрываю его с помощью одежды. Даже в сильную жару я едва ли надену открытое платье.

О взаимоотношениях с мужчинами
Мне повезло. Жизнь дарила мне встречи с умными, воспитанными, замечательными мужчинами, каждый из которых достоин уважения, каждого из которых можно с уверенностью назвать человеком с большой буквы. Но у меня не складывалось с ними: когда завязывались более близкие взаимоотношения и речь шла уже о телесной близости, я их бросала. Либо же делала все, чтобы испортить отношения. Долгое время я была искренне уверена, что проблема в мужчинах, и перекладывала всю вину на них. Только недавно, начав разбираться в себе, я поняла, что это была моя подсознательная стратегия из-за страха раскрыться до конца, из-за боязни не понравиться. Сейчас я думаю, что больше всего я боялась почувствовать, что человек рядом испытает ко мне физическое отвращение.

Я учусь принимать свое тело полностью и заново открываться людям, разрешать себя любить просто так.

О попытках убрать шрам
Скажу честно: шрам я убрать не пыталась. Я была уверена, что с такой поверхностью повреждения, с такой глубиной, предпринимать какие-то попытки просто бессмысленно. Тем не менее довольно бестактные советы от окружающих, как мне лучше поступить и что делать, я получала.

О психологической работе над собой
Прорабатывать свое отношение к себе и своим шрамам я начала относительно недавно, несколько лет назад. Я занималась медитациями по методике Джо Диспензы, пробовала йоговские дыхательные практики, техники работы с так называемым белым светом и многое другое. Конечно, я еще нахожусь в процессе пути. Но мне кажется, что я уже вижу некоторые результаты: мое самовосприятие сильно изменилось за последние годы. По крайней мере, я уже могу осознанно относиться к своим эмоциям и проживать их так, чтобы они не застревали в моем теле и не портили мне жизнь.

А недавно я пошла в институт на обучение коучингу. Таким образом я хочу дальше работать над собой и, возможно, смогу помочь людям с аналогичными проблемами.

Я учусь принимать свое тело полностью и заново открываться людям, разрешать себя любить просто так. Я хочу попросить людей не реагировать на физические недостатки других людей, не проявлять жалости. Прошу взрослых учить своих детей быть лояльными и не агрессировать.

О стремлении быть лучшей
Удивительное дело, но, принеся в мою жизнь так много сложностей и проблем, шрам в то же время сыграл и положительную роль в моей судьбе. Тот факт, что я достаточно многого добилась в жизни, я отчасти связываю с ним: на протяжении всей жизни я подспудно стремилась доказать себе и миру вокруг, что я могу, я умею. Я все время стремилась быть лучшей. Путь поиска себя и работы над собой тоже начался благодаря шраму: если бы его не было, такой цели у меня, возможно, вовсе бы не возникло. Сейчас я уже понимаю, что не обязана никому ничего доказывать и достойна любви по праву рождения. И не исключаю, что в будущем наступит момент, когда я «отпущу» свой шрам, решусь сделать его менее заметным. В конце концов, то, что было нужно, я от него уже получила.
_________________________________________

Что за шрамом?
Контрактубекс (psychologies.ru)

За каждым шрамом на человеческом теле скрываются истории, эмоции, сильные чувства, настоящие мы.
Шрамы делят нашу жизнь на до и после. Более того они разделяют нас с нашими друзьями, обществом, самими собой, заставляя не проживать свою жизнь, а становиться сторонним наблюдателем, прячась за него.
В нашем фотопроекте мы покажем, что же скрывается за шрамом. Точнее кто.

АЛЕНА ЛЕОНОВА
«Мои шрамы — это напоминание о юношеском душевном кризисе, который я преодолела»

Когда Алена надевает каблуки, отвести взгляд от ее ног просто невозможно, настолько они ровные и красивые. О том, что они испещрены шрамами, не догадаешься: девушка носит плотные колготки и редко предпочитает мини юбкам средней длины. Несмотря на то, что окружающие редко говорят с ней о шрамах, сама она не может о них забыть, ведь за ними история внутреннего кризиса и его преодоления.

Об аварии
Мне было 19 лет, я только окончила второй курс университета в своем родном городе Ярославле. Помню, что это был для меня какой-то «нулевой» период. Когда чувствуешь, что все идет под откос, и не знаешь, что с этим можно сделать. Внутренний кризис, несогласие с собой, сомнения в выборе профессии. А тут еще родители уехали в отпуск в Испанию, так что я была предоставлена сама себе… Как-то вечером я возвращалась с прогулки на маршрутке, вышла на своей остановке, чтобы пересечь улицу по нерегулируемому пешеходному переходу, ступила на него… а потом словно пробел в памяти. Пришла в себя уже лежа на асфальте. Меня сбил автомобиль. Хорошо помню тот леденящий холод внутри, как на мне разорвали джинсы, потому что ноги раздуло. Диагноз был неутешительный: закрытые переломы левого бедра и правой голени и, кажется, еще рваная рана на правом бедре, сотрясение мозга.
На скорой я поступила в отделение травматологии Ярославской городской клинической больницы им. Соловьева. Там мне сделали металлоостеосинтез нижних конечностей, когда в ноги вставляются металлические конструкции. В результате этой операции на моих ногах появились четыре шрама.

О чувстве сожаления
В первые дни после операции я бесконечно задавала себе вопросы: «За что?», «Почему?», «Почему я?». Я не могла найти ответа, почему мне, девятнадцатилетней девушке, у которой вся жизнь впереди, было дано это испытание, и сильно сожалела. Но со временем я поняла, что всё в жизни происходит не просто так. Почувствовав заботу своих родителей, я осознала, что все мои юношеские переживания на тему «Я им не нужна» не имеют к реальности никакого отношения. Я поняла, что не просто нужна своим родителям, но нужна им в любом виде, качестве и состоянии. Даже на этапе операции родители невольно сыграли важную роль в моей судьбе: анестезиолог оказался хорошим другом моего папы (известного в городе бизнесмена), и с его подачи операция прошла на самом высоком уровне (знаю, что могло быть совсем не так). И шрамы, которые появились в результате, были очень аккуратными. Когда через два с половиной года металлические штифты пришлось вынимать, кожу разрезали по тем же швам, врачи старались, но ювелирно уже не получилось. Вообще, о красоте в случае с такими серьезными травмами никто даже не говорил: главным было сохранить возможность двигаться.
Позднее, когда я уже задумалась о создании собственной семьи, я осознала, что врачи, в общем, были правы, когда не зацикливались на эстетике. Ведь главным во всей этой истории было то, что мое здоровье не пострадало. Что я смогла выйти замуж, родить детей и жить полной жизнью.

Я бесконечно задавала себе вопросы: «За что?», «Почему?», «Почему я?».

Об эстетической стороне вопроса
В первый год после операции шрамы были красными, неприглядными. Но вариантов сделать какую-то пластику или эстетическую коррекцию у меня тогда просто не было.
Ведь я заново училась ходить, это было главной задачей. Шрамы раздражали меня. Помню, как в первое лето после аварии я поехала с родителями на море и как стеснялась приходить на пляж в купальнике.
Уже потом, когда подвижность была полностью восстановлена, я обратилась за консультацией к одному из ярославских пластических хирургов. И он, по сути, меня отговорил от вмешательств. Удаление шрамов было связано с очередной операцией, новым периодом восстановления, а мне не хотелось переживать это заново. Не исключаю, что со временем я еще вернусь к этому вопросу.

О реакции окружающих
Мне повезло с окружением: никто никогда не давал мне повода ощутить, что я не такая, как все, что со мной что-то не так. Иногда друзья в шутку давали совет сделать на месте шрамов татуировки, чтобы как-то обыграть их, но это было совсем не обидно. Когда я начала встречаться с будущим мужем, вопрос о шрамах вообще не вставал. Наверное, в какой-то момент я рассказала ему об аварии, но мы оба не помним, когда это произошло. Важными были другие вещи — наше общение, наши эмоции.

Я считаю, что шрамы — это не про гендер и не про эстетику и ее отсутствие, это про твою историю.

О женских хитростях
Несмотря на то, что вокруг меня были исключительно доброжелательные люди, это не оградило меня от личных переживаний по поводу внешности. Даже сейчас, когда шрамы уже побелели и стали менее заметными, я не осмеливаюсь носить короткие юбки с тонкими колготками. Я не то что комплексую: я просто не хочу особых взглядов, лишних вопросов. Обычно я выбираю миди, а если нужно мини, надеваю плотные колготки, чтобы шрамов не было видно вовсе. Не могу сказать, что меня это как-то напрягает: обычные женские хитрости, к которым я привыкла.

О шрамах как о части твоей истории
Есть мнение, что шрамы украшают мужчину. Я считаю, что шрамы — это не про гендер и не про эстетику и ее отсутствие, это про твою историю. В моем случае появление следов на теле стало следствием внутреннего кризиса, иллюстрацией его преодоления. За ними — и поиск себя, и налаживание контакта с родителями, и поиск ответа на вопрос, что же в жизни на самом деле по-настоящему важно.
_____________________________________________

«Признать, что теперь я “диджей со шрамом”, было нелегко»
Контрактубекс (psychologies.ru)

АНАСТАСИЯ СЕНКЕВИЧ
Мы привыкли ходить к пластическим хирургам за идеальной внешностью: красивыми носами, губами, веками. Московского диджея Настю Сенкевич ждала другая история: результатом ее операции стал шрам на лице, возникший из-за удаления липомы. Настя знала, что ее ждет, знала, что проведение операции важно для здоровья, но все равно признать, что отныне у тебя, публичного человека, шрам на лице, было нелегко.

Про липому
Еще в ранней юности у меня в зоне щеки возникла липома. Это новообразование, которое просто возникает, причина неизвестна. Липома обычно не связана с рисками по здоровью, поэтому я не обращала на нее особого внимания и просто жила с ней. Но в 2016 году я вдруг начала ощущать ее как-то по-другому: она начала расти. Я сходила к нескольким врачам, мнения были разные — от хирургического удаления до «просто ждать». В какой-то момент «просто ждать» стало невозможным, новообразование росло, и в итоге мой новый хирург сказал: «Вырезаем!» Конечно, признать это было нелегко. Но я понимала, что другого выхода нет: липома стремительно росла, стала ощущаться пальцами и визуально. В итоге, пройдя шок, отрицание, гнев, торг, принятие и депрессию, я решилась и в феврале сделала операцию под местным наркозом. Так у меня появился шрам на лице.

Про чувство стыда
Я знала, что в результате операции у меня на лице появится шрам, знала даже, как он примерно будет выглядеть. Но когда увидела его вживую, была несколько шокирована. Все-таки речь шла о лице, самой заметной части меня, а работа у меня публичная, связана с коммуникациями.
Так как поначалу мне никак не удавалось принять свое новое лицо, я начала носить специальный пластырь. Наклеивала его поверх шрама и ходила так на работу. Дома, кстати, не снимала тоже: иначе мне становилось не по себе, когда я смотрелась в зеркало. Так продолжалось пару недель. А потом я взяла себя в руки, сняла пластырь и сказала себе: «Настя, теперь ты — диджей со шрамом».
Думаю, мне важно было договориться с собой, важно было взять эту паузу. Наверное, у меня получилось это достаточно легко: я с детства была довольно смелой, никогда не комплексовала по поводу внешности (а могла бы, например, из-за своего маленького роста). Не исключаю, что другим девушкам на моем месте пришлось бы намного тяжелее.
Хочется выглядеть как можно дольше естественной, пользуясь собственными ресурсами.

Про реакцию окружающих
Бестактных замечаний практически не было. Были взгляды: когда глаза собеседника или случайного человека застывают на твоем лице, всегда понятно, происходит это из-за особенности диалога или потому, что шрам заметили. Однажды кто-то неаккуратно спросил: «Шрам? Откуда?» Но это был всего один раз… В целом люди вокруг меня вели себя корректно. Важнее было мое собственное восприятие себя, с которым нужно было поработать.

Про удаление шрама
Мне советовали коррекцию с помощью заполнения углубления вокруг шрама специальным веществом. Я отказалась: не хочется новую операцию, есть опасения, что материал не приживется… Дожив до 36 лет, я ни разу не делала ни ботокса, ни уколов красоты, никаких других эстетических манипуляций над собой. Хочется выглядеть как можно дольше естественной, пользуясь собственными ресурсами.

Я рада, что сегодня стандарты красоты смещаются от стопроцентного глянца и вылизанности в сторону естественности.

Про глянцевую красоту и ментальные шрамы
Я рада, что сегодня стандарты красоты смещаются от стопроцентного глянца и вылизанности в сторону естественности. Но этот процесс еще в самом начале: если посмотреть инстаграм, фотографий с фильтрами будет большинство. Лично я не пользуюсь специальной косметикой, чтобы замаскировать шрам: содержимое моей косметички не изменилось после операции. Я стараюсь помнить, что, помимо внешних, у нас у всех есть ментальные шрамы, и признавать их и жить с ними еще сложнее.
____________________________________________

«У меня есть веселые шрамы, а есть шрамы трагические»
Контрактубекс (psychologies.ru)
МАРИНА ХАЛДИНА

Жизнь оставила на теле Марины Халдиной сразу несколько отпечатков: здесь и детская травма, которая привела к шраму на лице, и шрам от аппендицита, связанный с последующими юношескими комплексами. И шрамы от кесаревых сечений: самые незаметные, но самые болезненные, ведь с ними связано едкое чувство вины, которое дает о себе знать до сих пор.

О шраме на лице и принятии
Когда мне было шесть лет, я проводила лето у бабушки в деревне. Один раз она позвала меня есть малину, я счастливая побежала по тропинке, выложенной деревянными дощечками. Запнулась об одну из них и налетела лицом на угол скамейки, окованной железом. Порвала щеку. Насквозь.
Помню, как мы ехали с мамой в больницу, а мне было отчего-то очень весело. В какой-то момент я оборачиваюсь к маме и говорю: «Мам, смотри, как я умею!» И высовываю язык через отверстие в щеке. Помню до сих пор ужас в маминых глазах. Доехали до больницы, зашили, потом долго мазали облепиховым маслом изнутри.
Несмотря на видное место, этот шрам меня почти не беспокоил на протяжении жизни. Есть и есть. Просто часть меня. Никакого стыда. Конечно, когда я была маленькая, все вокруг бесконечно спрашивали, откуда это. Я героически рассказывала историю про язык в щеке. Отчасти это было предметом гордости для меня, способом выделиться. Для своих детей я вообще мегамама, для них эта история — демонстрация моих суперспособностей.
Если говорить про взрослых, то очень многие бестактно спрашивали, что это у меня и откуда. Это происходит до сих пор. Не успеешь с человеком познакомиться, он уже вопрос задает.
Меня эти вопросы не смущают, ведь шрам не связан с эмоциональными проблемами. Этот шрам для меня — веселый. При этом я прекрасно понимаю, что будь на моем месте кто-то другой, для кого подобный след на лице больная тема, это вызывало бы чувство дискомфорта.

О шраме от аппендицита и стыде
Когда мне было одиннадцать лет, у меня случился аппендицит, сложный случай. Привезли в больницу, прооперировали. После операции остался страшный уродский шрам: широкий, огромный, на полживота, с большими дырками по бокам. Было ощущение, что меня строительным степлером зашивали. Когда снимали швы, он разошелся.
Этот шрам почти не видно из-под нижнего белья (к тому же я выбираю всегда белье и купальники определенного типа, чтобы точно скрыть), и на людях я не комплексовала насчет него. В постели на нем тоже как-то акцента не было, никто из мужчин не обращал особого внимания, но я сама часто ощущала себя неуверенно обнаженной. Наверное, мне было стыдно. В общем, в отличие от шрама на лице, шрам от аппендицита я ненавижу. Доходит до комичного: когда мне делали кесарево сечение, я спросила доктора, не мог бы он заодно мне в ходе операции след от аппендицита как-нибудь убрать. Тот смеялся.

У нас в обществе есть очень странная установка, что женщина должна родить сама, иначе она недоженщина

О шрамах от кесаревых сечений, страхах и сожалении
У нас в обществе есть очень странная установка, что женщина должна родить сама, иначе она недоженщина. И у меня в голове тоже был такой стереотип. В общем, экстренное кесарево совершенно не входило в мои планы. Несмотря на то, что в первый раз все было сделано идеально, мягко, врачи были превосходные, а шрам даже шрамом назвать трудно — такой он крохотный, сожаление по его поводу было. А когда во время вторых родов у меня появился шрам от второго кесарева, чувство вины и грусти охватило меня уже по полной. Мне казалось, что вот я могла бы стать женщиной, а меня этой возможности лишили — теперь уже точно навсегда.
Кроме того, так как про кесарево говорят, что оно не так полезно для ребенка, как естественные роды, меня мучили тревожные состояния. А вдруг мой ребенок будет не таким здоровым, каким мог бы? Если учесть, что вторые роды прошли совсем не так чудесно, как первые, там было много грубого и неприятного, думаю, мои страхи были в чем-то обоснованы.

Сейчас уже прошло время, я проработала с психологом свою травму по поводу «неправильных» родов, но сожаление периодически меня охватывает. Можно сказать, что шрамы от кесаревых оставили след не столько на животе, сколько на сердце. И этот след очень глубокий.

Сейчас я уже смирилась со своим опытом, или просто научилась любить себя.

О работе с психологом
Мне очень повезло с мужем: в какой-то момент, когда мне стало совсем плохо из-за бесконечных переживаний, связанных с тем, что я «недоженщина», и наши отношения стали портиться, он повел меня к семейному психологу. Мы начали с телесно-ориентированных практик: с их помощью легче всего работать с областью живота, и мне довольно скоро стало лучше. Сейчас я уже смирилась со своим опытом, или просто научилась любить себя. Но, конечно, это большой путь, я продолжаю прорабатывать свою травму до сих пор.

О возможном удалении шрамов
Если говорить о шраме на лице, то мне предлагали шлифовку, я отказалась. Смысла не вижу: этот шрам совершенно меня не беспокоит. Со следами от кесаревых у меня самые сложные отношения: с одной стороны, хочется убрать, с другой стороны, это жизненный опыт, связанный с большой болью и большой работой над собой.
_________________________________________