Один и колодец Мимира

Чтобы обрести мудрость, Один посетил колодец Мимиpa - источник ума и мудрости, в водах которого было видно будущее, и стал просить старого великана, охранявшего его позволить ему испить из источника. Но Мимир, хорошо знавший цену такой услуге (источник был кладезем памяти), сказал, что разрешит Одину сделать это только в том случае, если бог отдаст свой правый глаз.

Один так желал мудрости, что, не колеблясь, отдал глаз Мимиру. В качестве залога тот положил его на дно колодца оттуда он и сверкал. Один же остался с одним глазом, который стали считать символом солнца.

Всю нашу жизнь стремимся мы к солнцу.
И это сверкающее светило и есть Одина глаз,
Второй же глаз, лупа, не светит так ярко,
Так как он помещен на дно колодца Мимира,
Где каждое утро омывается он
целебными водами, которые и
утраивают его силу.
(А. Г. Эленшлегер)
Сделав большой глоток из источника Мимира, Один обрел знания, которых так страстно желал, и никогда не жалел о принесенной жертве.

И хотя Один стал мудрее, чем прежде, он был подавлен и печален, так как получил способность предвидеть будущее и понял, что все в мире изменчиво, даже судьба богов, которые обречены на смерть.

Чтобы проверить, правда ли он стал наимудрейшим, Всеотец решил навестить Вафтруднира, самого мудрого великана, и посостязаться с ним в мудрости. Ставка была высока - проигравший должен был лишиться головы.

"В путь я собрался
к Вафтрудниру в гости!
В древних познаньях
помериться силой
хочу я с мудрейшим.
Я странствовал много,
беседовал много
с благими богами;
видеть хотел бы,
как Вафтруднир в доме
живет у себя".
Отправился в путь
Один, чтоб мудрость
турса изведать;
Игг прибыл к владениям
Има отца
и в палату вошел
(Старшая Эдда. Речи Вафтруднира)

По этому случаю Один переоделся в странника и, когда его попросили назвать имя, он представился Ганградом (победный). Затем началось соревнование в мудрости. Вафтруднир спрашивал, как именуют коней, приносящих день и ночь, а также про реку Ивинг, разделяющую земли богов (Асгард) от земли ётунов (Ётунхейм), и также о Вигриде (бранное поле) - месте последней битвы богов.

На все эти вопросы Один дал подробные ответы, и когда Вафтруднир закончил, то в свою очередь начал задавать вопросы, на что получал ответы о происхождении неба и Земли, о создании богов, их ссоре с ванами, о том, чем занимаются герои в Вальхалле, о норнах и о том, какие правители придут на смену асам, когда те исчезнут вместе с созданным ими миром. Но, когда в заключение Один склонился над великаном и спросил его о том, какие слова произнесет Всеотец своему умершему сыну Бальдру, лежащему на погребальном костре, Вафтруднир вдруг узнал своего гостя и заявил, что никто, кроме самого Одина, не сможет ответить на этот вопрос: он понял, что проиграл состязание в мудрости и заслуживает за это наказания - смерти.

Один сказал:
"Я странствовал много,
беседовал много
с благими богами;
что сыну Один
поведал, когда
сын лежал на костре"
Вафтруднир сказал:
"Никто не узнает,
что потаенно
ты сыну сказал!
О кончине богов
я, обреченный,
преданья поведал!
С Одином тщился
в споре тягаться:
ты в мире мудрейший!"
(Старшая Эдда. Речи Вафтруднира)

Источник Мимира.
28/10. Mímis brunni: Снорри («Видение Гюльви» 15) цитирует ПВ 28/7—14, поясняя, что под одним из корней Иггдрасиля — тем, что протянулся в страну инеистых великанов, — находится источник Мимира; он исполнен мудрости, а Мимиром зовут хозяина этого источника. Мимир и сам необычайно мудр, потому что пьет из этого источника, черпая напиток рогом Гьяллархорн (ср. ПВ 45). Один пришел к Мимиру и попросил дать ему напиться из источника мудрости; Мимир согласился, но забрал у него в залог один глаз. Согласно ПВ 27/5—7, 28/9—10, этот глаз хранится в самом источнике, í enom … brunni. Этот сюжет вызывает ассоциации с народными загадками, «объясняющими» природные явления — такие, например, как отражение солнца в воде. Почему у Одина — солнца — всего один глаз? Потому что второй он оставил в источнике, из которого пожелал напиться. Мимир здесь превращается в стереотипного фольклорного персонажа — ревнивого владельца некоего сокровища, за которое он заламывает неслыханную цену. В ПВ вся эта легенда полностью укладывается в строки, в которых вёльва насмехается над Одином, и служит лишь для того, чтобы подчеркнуть: все старые источники знания теперь бесполезны. Вёльва превосходит их мудростью.

Тем не менее, другое древнее предание связывает Одина с другой ипостасью Мимира, а точнее, с его головой (которая неизменно называется Míms höfuð, «голова Мима», — при том, что имя Mimr в именительном падеже в текстах не встречается). С этой головой Один советуется (опять-таки, безрезультатно), когда начинается Рагнарёк (ПВ 45/7—8). Эгиль называет Одина Míms vinr, «Мим[ир]а друг» («Утрата сыновей» 23/5). В «Речах Сигрдривы» 14 голова Мимира, Míms höfuð, «мудро» изрекает «первое слово», возвещая «истинные [рунные] ставы», которые дают начало волшебным потокам рунического меда-мудрости («Речи Сигрдривы» 15—20). Этому предшествуют три строки, в которых утверждается, что «[он] стоял на скале с мечом наголо (með Brimis eggjar) и в шлеме». Судя по всему, «он» — это Один из предыдущей, 13-й строфы; возможно, это он отрубил Мимиру голову? Можно ли истолковать это как жертвоприношение, совершенное для того, чтобы в мир явились слова истины и хранящие их руны? С уверенностью ответить на этот вопрос невозможно: аргументы слишком непрочны. У Снорри отрубленная голова Мимира предстает как одно из последствий войны между асами и ванами: разгневанные бестолковостью Хёнира, которого асы прислали как заложника, ваны отсекают голову другому заложнику, мудрому Мимиру, и отправляют ее асам обратно (логика, побудившая их поступить именно так, остается неясной). Один бальзамирует голову Мимира и впоследствии обращается к ней за советами («Сага об Инглингах», глава 4). Эту довольно-таки нелепую историю Снорри вполне мог сочинить сам.

В индоевропейской традиции, особенно в индийской и кельтской мифологии, отрубленная голова — чрезвычайно могущественный предмет, ассоциирующийся с медовым напитком мудрости (у индийцев) и с источниками мудрости (у кельтов). В кельтских легендах часто фигурируют человеческие головы, наделенные даром прорицания, а в священных источниках романо-британского периода находят черепа, помещенные туда, по-видимому, чтобы укрепить магические силы воды[1]. Индийские мифы о жертвенном обезглавливании приписывают отрубленной голове сверхъестественные знания: «Голова связана с неким сокровищем или тайной, в котором заключена суть всего мироздания»[2]. Оживление отрубленной головы, после которого она обретает дар речи, — один из чудесных приемов врачевания, которым владеют боги-целители Ашвины; более того, самим Ашвинам медовую тайну Сомы (мадху-видья, «медовую мудрость») открывает отрубленная голова одного великого мудреца[3]. Насколько мне известно, связи между отрубленной головой и медом прослеживаются только в индийских и скандинавских источниках.

Мимир/Мим — несомненно, очень древний мифологический персонаж. Его имя вполне может быть связано с латинскими словами memor, «помнящий» и memoria, «память» (что особенно уместно для существа, не имеющего ничего, кроме головы). Скудость родственных слов в германских языках (AEW s.v.) определенно свидетельствует об архаических истоках Мимира, а его долгая история, в свою очередь, объясняет непримиримое разнообразие ролей, которые он исполняет в скандинавской традиции. Он предстает как «старый великан» Сёккмимир (sökk-Mímir, «утонувший Мимир»), которого Один перехитрил в каком-то своем приключении, не известном по другим источникам. С великанами, враждебными асам, он ассоциируется и в кеннингах: кеннинг великанш из «Драпы о Торе» 9/6 — hrekk-Mímis ekkjur, «вдовы коварного Мимира»; кеннинг вражеского воина, употребленный по отношению к Хундингу в «Первой Песни о Хельги убийце Хундинга» 14/8, — geir-Mímir, «Мимир копья». С другой стороны, его имя связано с двумя из девяти небес, как если бы Мимир был не великаном, а неким олицетворением стихий: hregg-Mímir («непогожий Мимир») и vet-Mímir («зимний Мимир») («Язык поэзии» 69; LP s. vv.).


Патриция Пржелуцкая, «Источник Мимира»
Кроме того, имя Мимира связано с мифологией мирового древа. В «Речах Вафтруднира» 45/3 убежище последней пары людей, которые переживут «зиму великанов» и увидят обновленный мир, носит название holt hodd-Mímis, «роща Мимира клада». В поздней, относящейся уже к XIII веку, романтическо-приключенческой поэме «Речи Многомудрого» само мировое древо фигурирует под названием Mímameiðr, «древо Мима»; автор помещает его у чертога героини, что придает всей поэме масштабности и величия[4]. При этом Мимамейд сохраняет ассоциации с человечеством, его благополучием и его судьбами, и это видится мне наследием, сохранившимся от первоначального отождествления мирового древа с Хеймдаллем: плод от «древа Мима» врачует женские болезни (и, возможно, помогает при родах; текст в этом месте с трудом поддается однозначной интерпретации) и служит «мерой судеб людей», með mönnum mjötuðr («Речи Многомудрого» 22). О связи Хеймдалля с судьбами человеческого рода см. комментарий к строкам 1/3—4.

Возможно ли, что имя Мимира перешло к мировому древу из-за того, что один из корней этого древа омывают воды пророческого источника, Mímis brunnr? Хеймдаллю в древнескандинавских источниках пророческий дар приписывает лишь однажды («Песнь о Трюме» 15). Но если имена «Мимир»/«Мим»/«Мими», подобно имени «Хеймдалль», воспринимались как хейти мирового древа, то не следует ли нам интепретировать выражение Míms synir, «сыны Мима» (ПВ 45/1), как «род людской» (подобно «сынам Хеймдалля» из ПВ 1/4), а не как «племя великанов» (ср. synir Suttungs, «сыны Суттунга» в «Поездке Скирнира» 34/3)?

И, наконец, еще одну проблему представляет прямая ассоциация Хеймдалля с отрубленной головой. В «Языке поэзии» 15 Снорри упоминает — со ссылкой на некие «Заклинания Хеймдалля» — сказание о том, что Хеймдалль некогда был пробит насквозь человеческой головой, после чего голову стали называть mjötuðr Heimdallar, «погибелью Хеймдалля». А поскольку меч зовется manns mjötuðr, «погибель человека», то еще одним кеннингом меча может служить выражение «голова Хеймдалля». Стоящая за этим легенда или загадка не сохранилась. Однако Янг[5] указывает, что в одном ирландском сюжете из «Преданий о старине мест» содержатся примечательные мотивы, подобные тем, что в древнескандинавской традиции ассоциируются с Хеймдаллем:

а) девять морских женщин похищают Руада, внука ирландского короля, и с каждой из них он проводит по одной ночи;
б) одна из этих женщин зачинает от него сына;
в) Руад уходит, пообещав вернуться обратно. Когда становится ясно, что он не сдержал слова, женщины вместе с новорожденным сыном пускаются за Руадом в погоню по морю. Не сумев догнать его, мать убивает сына, отрезает ему голову и бросает вдогонку отцу.
Из параллелей здесь можно отметить такие мотивы, как девять матерей Хеймдалля, точно отмеренный срок, который он проводит на ложе с разными женщинами, и отрубленная голова, которую бросают как метательный снаряд. Выявить прототип, стоящий за обеими традициями — ирландский и скадинавской — слишком сложно: по-видимому, они чересчур далеко отошли от первоисточника. И все же целенаправленное исследование может принести более удовлетворительные результаты. Возможно, стоит отметить, что в индийских мифах голова иногда служит грозным оружием, подобно конской голове мудреца Дадхьяка, с помощью которой Индра сокрушает демонов[6]. Известен также легенарный меч, называвшийся «Голова Брахмы»[7].

[1] Полезный анализ этой темы см.: Simpson со ссылками (44—45 и n. 12) на труды Энн Росс.

[2] Heesterman 25.

[3] См. также: Dronke, “The War of the Æsir and Vanir in Völuspá”, 235—236.

[4] Robinson, 382—386.

[5] Young, 103—105.

[6] O’Flaherty, 58—59.

[7] Об отрезании и оживлении голов см. также: Coomaraswami, “Sir Gawain and the Green Knight: Indra and Namuci”.

Ursula Dronke (c)
Перевод: Анна Блейз (с)